Но дело даже не в этом. Фактически, моё первое заведение, где я стал своим ремеслом зарабатывать на хлеб с маслом, как говорили в то время опытные люди, было кафе «Скиф» (филармония не в счёт: я имею в виду хлеб с маслом). Кто помнит, тот знает. Ещё был социализм, но в «Скифе» у него было просто более человеческое лицо: делали клюковку, да и закуски с горячим подавали что надо. А главное было то, что ранее там играл Моня. И наша ростовская публика ассоциировала с Моней «Скиф», хотя после ухода Мони в «Рубин» (Рабочий городок) там играли по очереди два замечательных Игоря: мои друзья Эпштейн (можете послушать его в Кёльне) и Ванидовский ( светлая ему память). А пианистом был сам Филонов Серёжа, ныне один из лучших аранжировщиков Юга России. Место было раскручено. Народ гулял, как в последний раз. Оставалось только собирать камни. Легко сказать. А репертуар? После симфонического-то оркестра. В общем, в квартире дяди Мони, на Герасименко, я провёл не один день.
Ксероксов не было. Не было и ноутбуков. Я переписывал ноты. Спасибо тебе, дядя Моня. И за эти ноты, и за бесчисленные рассказы о Ростове, людях, музыкантах и многом другом из чего соткана жизнь. А ещё я расскажу Вам, как Моня с фронта вернулся в Ростов, в гимнастёрке и сапогах, с медалями и со скрипкой. В Ростове тогда было два ресторана. Моня стал играть в том, что на вокзале. До войны он учился в муз. училище у великого педагога и скрипача Евсея Кагана.
Нет, Моня не работал в филармонии: розенбаумовское «когда-то бог симфоний» сугубо для рифмы. Но, Господи, как же он играл в «ростовском кабаке»! Всё чувства, жившие в его душе, вселялись в струны. Моня знал всё: как сказали бы Ильф с Петровым, всё, что звучало до революции, до начало Нэпа, при Нэпе, во время угара плюс всё остальное. И, конечно, всю национальную музыку. Возможно, кроме чукотской.
На фото - Моню слушает Михаил Шуфутинский. Архив Сергея Филонова. Он же за фортепьяно. Кафе "Скиф".
В «Скиф» в то время приглашали ужинать всех «небожителей», гастролирующих в Ростове. Привезли после концерта и Розенбаума. Моня начал делать вещи. Какие – не знаю, но то, что был «Плач Израиля», это точно. Розенбаум попал …в хорошем смысле. А на следующий день родилась песня, сделавшая Моню известным во всём русскоязычном мире. «Здравствуйте гости, ой, не надо, ой, бросьте…» заказывают лет тридцать и, надеюсь, что будут заказывать дети наших внуков.
А главное – то, что Моня приучил ростовскую публику к скрипке. Такого нет ни в одном городе бывшего СССР. Почти в каждом увеселительном заведении играют скрипачи и скрипачки, окончившие Ростовскую консерваторию имени Рахманинова. Играют не всегда от хорошей жизни, но, как правило, хорошо. И ростовчане к этому привыкли. Их не удивишь. Планка высокая. Моню помнят. Зато на Черноморском побережье или за бугром ты уже диковинка.
Так звучи же под небом, соло,
Утверждая любви законы!
Пой о страсти земной, Пьяццолла,
Вслед за Лэем и Морриконе...
И ты всегда должен быть готов к тому, что где бы ты не играл: в Испании, Тунисе, Майями, у тебя всегда могут спросить: А Моню знаешь?»
P.S. Моня умер в 93-м, летом. Онкология. Что тут скажешь? Было немного людей. Понятно. Все в разъездах. Я работал в Польше.
И ещё. Короли и слуги, как известно, отчеств не имеют.
Моня был королём.
Четвёртый скифовский скрипач - Игорь Хентов.
Скрипач аидиш Моня, в своих сухих ладонях
Мое ты держишь сердце, как горло держит стих.
Смычком едва касаясь завистных струн-красавиц,
Грехи мои больные отпусти...
Александр Розенбаум - Скрипач ростовский Моня.
И ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО РОСТОВСКИХ БАЕК ПРО МОНЮ.
Моня – “ростовский Паганини”.
Однажды Моня играл в ресторане “Фрегат”, что был на Левбердоне. Публика там, с одной стороны, ну очень крутая, а с другой – понимающая. Бывает так, что “лед и пламень”. И вот во время концерта на замечательной Мониной скрипке лопается струна. Но он отыграл концерт до конца, да так, что никто и не догадался об этом. И лишь потом извинился, что, может, не совсем был на уровне.
После этого его прозвали “ростовским Паганини”.
Моня – почетный казак.
Однажды Моня так зажигал перед казачьими атаманами, что те посчитали его за своего и приняли в почетные казаки.
После этого Моня говорил А. Розенбауму: “Саша, у нас, у евреев, теперь два почетных казака: ты и я”.
Моня – цыганский еврей.
Однажды на свадьбе внучки некий цыганский барон, услышав Монину игру, сказал: “Брехня. Он не еврей. Он цыган”. Потом подумал немного и изрек: “В крайнем случае, цыганский еврей”. О том, как играют на скрипке цыгане, говорить не приходится. Они рождаются с нею. Или, в крайнем случае, с гитарой.
Моня и хард-рок.
Однажды в ресторан, где выступал Моня, прорвалась группа конкретных пацанов. “Слабай “Дым над водой” из “Дип Пёпл”, – попросили они его. Моня слегка растерялся, но вида не подал.
Повернувшись к своему аккомпаниатору Сергею Филонову, он тихо спросил, знает ли тот, что это за “Дым” такой. Сергей знал. “Тогда начинай, а я подхвачу”, – уверенно сказал Моня. Очевидцы говорят, что такое виртуозное исполнение на скрипке известной рок-композиции вряд ли кому доводилось и доведется услышать.
Моню обокрали.
Моня считался богатым человеком. Однако, когда какие-то залетные гастролеры обчистили его квартиру, по городу прокатился слух: выносить оказалось нечего! Разве что скрипку работы известного мастера 18 века… Но воры не тронули музыкальный инструмент. Так что ростовский виртуоз играл на раритете до самой смерти.