Дед Щукарь.

Памятник Деду Щукарю, установленный осенью 1981 года, посвящен персонажу литературного произведения «Поднятая целина» М.А. Шолохова. Он находится на набережной Ростова-на-Дону.
Авторами памятника являются заслуженный художник Украины и скульптор Николай Васильевич Можаев и архитектор Виталий Иванович Волошин. Идея его создания возникла в 1980 году, после присвоения Михаилу Александровичу Шолохову звания дважды Героя Социалистического Труда.
Памятник Деду Щукарю в Ростове-на-Дону представлен бронзовой фигурой потешного старика с острой бородкой. Это Шолоховский персонаж, который все время попадал в разные истории. Прототипом персонажа в романе послужил Тимофей Тимофеевич Воробьев, живший в Гремячем Логе и возглавлявший бригаду плотников.

Но если Вы вдруг забыли кто такой дед Щукарь, то вот отрывок из произведения:
«…Десятый год мне шел, и тут я был натурально пойматый на крючок… – На какой крючок? – удивился Давыдов, слушавший Щукарев рассказ не без внимания. – На обыкновенный, каким рыбу ловят. Был у нас в Гремячем в энту пору глухой и ветхий дед по прозвищу Купырь. Зимой он куропаток ловил венгерками и крыл шатериком, а летом так и пропадал на речке, удочками рыбалил. У нас речка тогда была глубже, и даже лапшиновская мельничушка об один постав на ней тогда стояла. Под плотиной сазаники водились и щуки огромные; вот дед, бывалоча, и сидит возля талового кустика с удочками. Разложит их штук семь, – на какую за червя ловит, на какую за тесто, а то и за живца щуку поджидает. Вот мы, ребятишки, и приладились у него крючки откусывать. Дед-то глухой, как камень, ему хучь в ухо мочись, все одно не услышит. Соберемся мы на речке, растелешимся вблизу деда за кустиком, и один из нас потихонечку в воду слезет, чтобы волны не пустить, поднырнет под дедовы удочки, крайнюю леску схватит – жик ее зубами, перекусит и обратно под кустом вынырнет. А дед выдернет удилищу, ажник задрожит весь, шамчит: «Опять откусила, треклятая? Ах ты, мати божия!» – это он про щуку думает и, натурально, злобствует, что крючка лишился. У него-то крючки лавошные, а нам, бывало, покупать не за что их, вот мы вокруг деда и промышляем. В один такой момент добыл я крючок и поинтересовался другой откусить. Вижу, дед занялся насадкой, я и нырнул. Только что потихонечку нашшупал леску и рот к ней приложил, а дед ка-ак смыканет удилищу вверх! Леска-то осмыгнулась у меня в руке, крючок и промзил верхнюю губу. Тут я кричать, а вода в рот льется. Дед же тянет удилищу, норовит меня вываживать. Я, конечно, от великой боли ногами болтаю, волокусь на крючке и уж чую, как дед под меня черпачок в воде подсовывает… Ну, тут я, натурально, вынырнул и реванул дурным голосом. Дед обмер, хочет крестное знамение сотворить и не могет, у самого морда стала от страха чернее чугуна. Да и как ему было не перепугаться? Тянул щуку, а вытянул парнишку. Стоял, стоял он, да, эх, как вдарится бечь!.. Чирики с ног ажник у него соскакивают! Я с этим крючком в губе домой прибыл. Отец крючок-то вырезал, а потом меня же и высек до потери сознательности. А спрашивается, что толку-то? Губа обратно срослась, но с той поры и кличут меня Щукарем. Присохла на мне глупая эта кличка…»