Воспоминания о моих родственниках, участниках Великой Отечественной войны.

Это могила деда моего мужа - Скворцова Василия Романовича. Возле могилы - мои свёкры.


Как и многие тысячи советских людей, в начале войны он был призван в Красную Армию. Вскоре Василий Романович попал в плен. Лагерь советских военнопленных, находившийся на территории Польши, был просто полем, огороженным со всех сторон колючей проволокой с вышками охраны по периметру. Не было даже бараков. Была поздняя осень, днём лил дождь, а по ночам - мороз. Красноармейцы были в летней форме. Чтобы хоть как-то выжить, прятались от дождя и мороза под трупами умерших от болезней и ран советских солдат (трупы не выносились с территории лагеря). Василий Романович потом рассказывал, что по ночам мокрая пилотка намертво примерзала к голове. До самой смерти он мучился страшными головными болями. Дважды Василий Романович бежал из плена, и оба раза был пойман и возвращён в лагерь. Лишь с приходом Красной Армии узники лагеря были освобождены. К счастью, Василия Романовича минула участь советских воинов, которые после фашистских концлагерей отправлялись в сталинские. Василий Романович служил в хозяйственной части, дошёл до Берлина, но не сразу по окончании войны был демобилизован. Ещё год он работал на восстановлении разрушенного Берлина, и лишь в 1946 году вернулся в свой родной хутор Куго-Ея Егорлыкского района Ростовской области. Никаких боевых наград у него не было, кроме памятной медали к 20-летию Победы над фашистской Германией, но на 9 мая он получал поздравления от военкомата. Василий Романович зарабатывал себе на жизнь тем, что шил сапоги. Шить их он научился в плену. В его обувной мастерской всегда толпились местные мальчишки - они очень любили слушать рассказы Василия Романовича. Умер Василий Романович в 1973 году на 63 году жизни.

Семья Скворцовых. 60-е годы.

Крайний слева - Скворцов Василий Романович, крайняя справа Скворцова Любовь Михайловна, родители моей свекрови.



Мой дед по материнской линии, Глущенко Иван Григорьевич, тоже в самом начале войны был призван в Красную Армию и отправился на фронт. Все мы знаем, как тяжело для Советского Союза проходили первые месяцы войны. Полк, в котором служил Иван Григорьевич, был разбит фашистами и рассеян. Оказавшись в глубоком тылу противника, красноармейцы небольшими отрядами пробирались к своим. Отряд, в котором был мой дед, встретил на своём пути местного мужика на тракторе с прицепом. Спросили у него, есть ли где поблизости немцы. Мужик ответил, что немцы прошли далеко вперёд, их здесь нет, и предложил на тракторе отвезти красноармейцев в деревню. Мужик оказался предателем и завёз солдат прямо к немцам.

Понятное дело, что в концлагере условия жизни были нечеловеческими. Иван Григорьевич и двое его товарищей стали готовиться к побегу. Когда к побегу всё было готово, мой дед настолько обессилел, что не мог даже стоять на ногах. Он отказался бежать, сказав, что сам идти уже не может, а из-за него погибнут и те двое товарищей. Просил их только об одном - сообщить о его судьбе жене - Прасковье Алексеевне (моей бабушке). Совершив удачный побег, пройдя массу проверок и перепроверок, они снова были зачислены в Красную Армию и, проходя через Ростов, зашли к моей бабушке и рассказали ей о судьбе её мужа.

Евдокия Гавриловна Еланская и Иван Михайлович Гурьянов, мои дед и бабушка.

Семья моего деда по отцовской линии, Гурьянова Ивана Михайловича, была большой. Сам он приехал в Ростов-на-Дону из Горького и жил на квартире у моей бабушки (его будущей жены) - Еланской Евдокии Гавриловны. Бабушка была тогда замужем, у неё было пятеро детей. Вскоре тяжело заболел муж Евдокии Гавриловны и, умирая, попросил моего деда не оставлять Евдокию Гавриловну с детьми на произвол судьбы, позаботиться о них. Дед женился на Евдокии Гавриловне, и у них родилось ещё четверо детей. Когда началась война, трое детей один за другим ушли на фронт. С фронта вернулась только старшая дочь - Зоя Еланская. Она служила военным переводчиком.

Николай Гурьянов. Фото начала 1940-х годов.

Николай Иванович Гурьянов (мой дядя) рос хулиганистым, не раз нарушал закон. За один из проступков его осудили, и он попал в тюрьму. В начале войны он сам попросился добровольцем на фронт, сказал, что не хочет, когда идёт такая кровавая война, отсиживаться в тюрьме. Пошёл служить в штрафбат. Последний раз семья видела его в 1943 году. Забегал к родителям, когда его часть была в Ростове. Рассказывал, как воевал, как штрафники первыми ворвались в Таганрог. Говорил, что перед боем им, голодным, уже несколько дней почти ничего не евшим, дали по щедрой чарке спирта и сказали:"А закусывать будете в Таганроге". Рассказывал, что деваться им было некуда: впереди - немцы, сзади - заградотряд. Так лучше пусть убьют немцы, чем свои. Штрафники так стремительно ворвались на окраину Таганрога, что застали немецких офицеров сидящими в ресторане. Их тут же убивали, отбрасывали трупы от столов и жадно ели. Где погиб Николай Иванович, и где его могила, никто не знает. Только знаю, что он был ранен. После госпиталя из штрафбата Николай Иванович был переведён в воинскую часть и погиб уже как красноармеец.

О Михаиле Ивановиче Гурьянове (моём втором дяде) известно только, что погиб он где-то в Восточной Пруссии, под Кёнигсбергом.

Все эти воспоминания отрывочны и сбивчивы, все, кто что-то помнил об этих людях, уже умерли. Написала то, что осталось в памяти, по рассказам родственников. Наверное, потому что Ростов дважды захватывали немцы, нет ни писем, ни похоронок... Фотографий тоже очень мало.
Остались только живое слово и память.