Блог клуба - ВСЕ, ЧТО ВАМ ИНТЕРЕСНО

Когда Чжан Лан женился на Дин-сян, у него была только маленькая лачужка, крытая соломой. Если шёл дождь, то вода текла сквозь крышу и собиралась лужами на кане. Если дул ветер, то сквозь прорванную бумагу на окнах он проникал в комнату и перекатывал в пустых чашках деревянные палочки, на которых по нескольку дней не бывало ни крупинки гаоляна.
Жена Чжан Лана была работящей женщиной. Она трудилась с раннего утра до поздней ночи и в доме, и в саду, и в поле. Не прошло и года после их свадьбы, а дом уже был крыт черепицей, на окнах натянута новая бумага, чашки для еды всё реже и реже оставались пустыми. Ещё через несколько лет во дворе был выстроен хлев, где жевали сено три коровы и два осла.
Сам Чжан Лан тоже очень изменился. Он потолстел, а походка у него стала неторопливая и важная, словно у павлина. Он никогда не вспоминал теперь о годах нужды и совсем забыл, что это жена принесла к нему в дом счастье. Он хотел только пить вино и ходить в гости. Засевать поле или таскать тяжёлые корзины с удобрением он считал для себя унизительным. И Дин-сян работала за двоих. А Чжан Лан ещё сердился, что его жена не наряжается, что пальцы её огрубели, что она разговаривает с бедняками так просто, будто и сама бедна.
Однажды перед закатом солнца он сидел у ворот своего дома. Вдруг к нему подъехал человек на верблюде и попросил воды.
Чжан напоил и человека и верблюда. Пока верблюд пил из большого деревянного ведра, Чжан спросил путника, кто он и куда едет. Тот ответил:
- Позади меня путь долог и впереди ему конца не видать. Я предсказатель. От деревни к деревне шагает мой верблюд, и в каждой живёт хоть один человек, желающий за три серебряные монеты узнать своё будущее.
Чжан Лан очень обрадовался. Давно ему хотелось спросить у какого-нибудь гадальщика, удастся ли ему разбогатеть ещё больше. И он дал путнику три серебряные монеты.
Предсказатель заговорил нараспев:
- Лоб широк и высок, брови сдвинуты, подбородок упрям. Лёгкая жизнь у тебя, счастье большое. Одно лишь плохо: вижу тень нищеты на твоём лице. Был ты бедным, стал богатым. Может, удержишь в руках своё счастье, а может, сам за ворота вышвырнешь. В доме у тебя мудрая жена. Всем хороша она, только судьба её тонка.
- У моей жены судьба тонка?! - удивился Чжан.

Гроза прошла, и ветка белых роз
В окно мне дышит ароматом...
Еще трава полна прозрачных слез,
И гром вдали гремит раскатом

В одном селении жили два старика.
Одного звали Чжи-соу - "мудрый старец". У него была маленькая фанза на берегу реки. Чжи-соу не сеял и не собирал урожая, а все свои часы проводил в размышлениях. Никто не знал, о чём он размышляет, но всем казалось, что мысли его полны мудрости. Поэтому крестьяне, которые так много работали, что им некогда было думать, питали глубочайшее почтение к Чжи-соу. И как знак этого почтения каждое утро старец находил у порога своей фанзы чашку с рисом и круглую лепёшку.
Второй старик звался Юй-гун. Конечно, такое имя он получил не от своих родителей, потому что какие же отец и мать назовут ребёнка "вздорный старик", а Юй-гун как раз и значит - "вздорный старик". Люди забыли, кто первый прозвал его так, но прозвище пристало к нему, как смола к руке, когда рубят сосну. Может быть, Юй-гун получил это прозвище из-за того, что ему до всего было дело. Ему надо было знать, не обидел ли старший брат из семьи Ян младшего брата, когда делили отцовское наследство, вовремя ли соседка-вдова удобрила своё поле, почему захромала корова у старухи с другого конца деревни. Даже если он видел, что кто-нибудь криво вбивал гвоздь в доску, он непременно останавливался, чтобы показать, как держать молоток.
Юй-гун вмешивался в чужие дела вовсе не потому, что у него не было своих дел. Он и минуты не сидел без работы. Просто он не мог видеть, когда что-нибудь делалось не так, как нужно.

Стрелял однажды военачальник в цель из лука. А надо сказать, что слыл он отличным стрелком. Он нарисовал на рисовал на дереве кружок и приготовил десять стрел. "Сао!" - пропела первая стрела и воткнулась в самую середину круга. Выпустил военачальник вторую стрелу, и та вонзилась рядом с первой. Одна за другой летят стрелы в цель. Вот уже восьмая, вот девятая. Одна, последняя, стрела осталась у военачальника, а круг на дереве ощетинился девятью стрелами, словно спина дикобраза.
Наложил военачальник на лук последнюю стрелу, натянул и спустил тетиву. Но в круге торчат все те же девять стрел - десятая пролетела мимо и упала где-то в стороне.
- Девять из десяти! - воскликнул военачальник. - Можно ли желать лучшего!
Вдруг он услышал, что кто-то за спиной у него засмеялся. Оглянулся военачальник, видит - это старик, продавец масла. Верно, давно он здесь - опустил с плеч коромысло, поставил на землю кувшины, полные кунжутного и конопляного масла, стоит и посмеивается.
Обидным показалось это военачальнику. Он сказал:
- Над чем ты смеёшься? Неужели ты стреляешь лучше меня!?
- Нет, - ответил старый продавец масла, - я стрелять совсем не умею. Не моего ремесла это дело. Но посмотри, начальник...
Тут продавец взял пустую бутылку, положил на горлышко медную монету с квадратным отверстием посередине, потом зачерпнул из кувшина полную ложку масла, поднял высоко над головой и начал лить масло в бутылку. Тонкая струйка конопляного масла не колеблясь висела в воздухе, словно струна натянулась между ложкой и бутылкой.
Продавец вылил одну ложку и зачерпнул другую. Десять ложек влил он так в бутылку, не расплескав ни капли. Потом снял с горлышка монету и поднёс к глазам военачальника. Монета была суха, струя масла не коснулась даже краёв отверстия.
Тогда военачальник сказал:
- Спасибо, старик, за то, что научил меня отличать совершенное от несовершенного. Теперь я не успокоюсь, пока не достигну истинного мастерства. Приходи на это место через год.
- Я приду, - ответил продавец масла, поднял на плечи коромысло с тяжёлыми кувшинами и пошёл своим путём.
А военачальник разыскал десятую стрелу, вытащил из дерева девять остальных и принялся снова стрелять в цель.

Эту правдивую историю я слышал от старого Тан Лин-цая, что живёт в маленькой деревушке у самого подножья гор. Мне она показалась поучительной, поэтому я перескажу её вам.
Далеко-далеко в горах, в густом лесу, в дупле старого дерева устроили себе гнездо дикие пчёлы. Всё лето они летали от цветка к цветку, собирая сладкий сок и пушистую жёлтую пыльцу. Труды их не пропали даром, и к осени соты были доверху полны прозрачным душистым мёдом. Теперь пчёлы могли не бояться холодной зимы, запасов хватит до следующего лета.

нарцисс

В давние годы в маленькой деревушке Уцзянчжуан жил крестьянин Лао Ли со своей женой. Жили они не очень богато, однако, когда садились за стол, палочкам для еды всегда находилась работа. А ведь это уже хорошо. Но если бы кто-нибудь спросил Лао Ли и его жену: довольны ли они? - они бы ответили: нет, не довольны. И всё потому, что у них не было детей. А им очень хотелось сына или дочку.
Однажды пошёл Лао Ли в город на базар, продавать рисовую солому. Он выбрал место поудобней, поставил свою тележку и стал ждать покупателей. Рядом расположился со своим товаром продавец фруктов. Были у него и груши, и яблоки, и сливы, а в одной корзине - жёлтые, будто покрытые лаком, финики.
Скоро нашёлся покупатель на солому. Лао Ли быстро сторговался, получил деньги и уже собирался уходить. Но в это время мимо проезжал на осле тощий, длинноногий монах. Осёл заупрямился, и монах больно стегнул его хворостиной. Осёл громко закричал от обиды, лягнул задними копытами и задел корзину с финиками. Корзина опрокинулась, и финики рассыпались во все стороны.

В давние времена в Китае жил юноша из рода Гао. Однако никто в городе не осмеливался называть его просто Гао, потому что он был не какой-нибудь обыкновенный юноша, а очень умный. Несмотря на молодые годы, он уже успел сдать экзамены на первую учёную степень. А тот, кто сдаёт экзамены на первую учёную степень, получает звание сюцая. С тех пор все кругом, даже отец с матерью, именовали юношу не иначе, как господин сюцай Гао.
Когда господин сюцай Гао проходил по улице, ему низко кланялись и почтительно уступали дорогу. И он вполне этого заслужил. Вот посудите сами.
Сюцай Гао прочёл столько книг, что если б их собрать вместе, они не поместились бы и на большой телеге. Он исписал столько бумаги, что если б сложить все листы, на которых Гао выводил кисточкой иероглифы, они заняли бы половину просторной комнаты.
О чём бы ни зашёл разговор, сюцай Гао к месту и не к месту приводил пять-шесть изречений из древних книг. При этом всякому было ясно, что он выказал лишь тысячную долю своих познаний.
Словом, сюцай Гао достиг такого совершенства, что умел длинно и скучно рассуждать о любом предмете. Вдобавок ко всему Гао обладал великим поэтическим даром, и стоило ему пройти семь шагов по комнате, как в голове его складывались звучные стихи, словно две капли воды похожие на стихи старинных поэтов.
С такой ученостью сюцаю Гао, конечно, ничего не стоило бы сдать экзамен и на следующую учёную степень. Поэтому, как только Гао узнал, что в главном городе провинции скоро будут экзаменовать на учёное звание цзюйжэня, Гао стал собираться в путь.

Послал как-то помещик батрака в горы за хворостом. Поднял его на рассвете и сказал:
- Завтрака дожидаться не стоит, вот тебе лепёшка, чтоб не проголодался.
И дал батраку туань - маленькую сухую лепёшку.
- Этой лепёшкой и воробья не накормишь, - сказал батрак, - ведь пока до гор дошагаешь да обратно доберёшься, целый день пройдёт.
- Дорога - не работа, - ответил помещик, - а хворост собрать - недолгое дело. А что лепёшка маленькая, так ведь она сухая. Размочишь её в воде, - она разбухнет и станет большой. Вот ты и наешься.
Батрак ещё половины пути не прошёл, - ему уже до смерти есть захотелось. Положил он лепёшку в рот и сам даже не заметил, как её проглотил.
Вот пришёл он в горы, отдохнул немного, затянул пояс потуже, чтоб не так сосало под ложечкой, потом подобрал три хворостины, сунул их под мышку и пустился в обратный путь.
К закату вернулся батрак домой.
Увидел помещик три хворостины и давай браниться:
- Ах ты, бездельник, лепёшку съел, а хворосту принёс столько, что и очага не растопишь.
- Так ведь он сухой, - ответил батрак, - ты размочи его в воде, хворосту и станет много.
Что мог ответить на это помещик?!